Вводный абзац, относительно скучный, но наверное нужный.
Давайте я расскажу вам про образы близких мне людей.
В моей головы у одной из стен стоит стеллаж. Стеллаж не то чтобы большой, и заставлен не то чтобы доверху. На полках его расположены коробки (шкатулки ли, свёртки - не суть), и на каждой из них проставлено имя - Мария, Феликс, Ниса, Скальд, Дьюмон, Сэф, Константин Викторович, Машенька, и далее. В коробках, как можно понять, лежат образы. Здесь всё вперемешку - запахи, прикосновения, мелкие детали внешности, предметы и мелодии - и толстый шмат чего-то эпителиального эпитетного, метафорного и прочих несуществующих форм слов, идущего откуда-то из подсознания. Откроешь одну коробку - там древнее-непостижимое, согревающее, светлейше-гадкое, и детская фотография, и два длинных волоса в листочке в клетку; откроешь другую - в ней объятия и мягкое, гортанное урчание; откроешь третью - а внутри рыжее.
Но на одной коробке я хочу остановиться подробнее - просто так, ради самого процесса рассказывания, не столь даже ради примера наглядного.
Под самой крышкой лежит сумасшествие. Именно вот безумие, то, что плохое, что пугает, а не эта весёлая долбанутость, которой близкие моему сердцу почти поголовно обладают. Из-под сумасшествия, отсвечивая гладкими гранями, виднеется ранняя смерть. Она, кажется, в этой коробке всегда лежала - с самого момента нашего знакомства. Но это нормально, не думайте чего. Это действительно нормально. Потому что вот такая коробка, вот такой человек.
Ещё здесь лежит запах сигарилл, полумрак плацкартного вагона и ворох исписанных листов - всё это завёрнуто в один день. Среди вороха слов спрятана от чужих глаз тайная история - та, о которой мы никогда не говорим, хотя давно уже всё рассказали. Последние секунды её, выплёскиваясь, растекаясь, собираются в зеркало - и в нём, если заглянуть, видна живущая добрая Хеллика. Перемежается же это всё тонко нарезанными картинками - от незнакомого поначалу лица до ярко запечатлённых тонких пальцев, и всюду - узкие полоски дымчато-серой бумаги с низким, нарочито накуренным голосом. А вон там, если приглядеться, видно несколько капель самолюбования и необычный, но такой близкий набор эмоциональных откликов, англоязычная речь и ощущение вечного пути.
Да, там ещё немало чего лежит, но пусть оно лучше останется неназванным (немалым образом из-за того, что красноречие мне сегодня явно изменяет). Думаю, картина в целом более чем ясна.
И так в каждой коробке, только своё.

На деле я даже не знаю толком, почему это всё вещаю. Наверное, мне просто хочется поделиться.
Не знаю, почему я вспомнила именно тебя, друг - хотя ты всё равно вряд ли это прочитаешь. Пожалуй, всё-таки следует тебе как-нибудь потом это показать.
И знаешь, я ведь люблю тебя - совершенно по-особенному, так, как только я сама только от тебя научилась. Хотя да, ты знаешь.