Во время путешествий в одиночестве я разговариваю с миром и самой собою гораздо лучше, чем в какие-то другие дни.
Не самым поздним вечером мы трое - я, Рос и чемодан - выходим из дома. Петербург журчит нам незамёрзшим каналом и шорохом автомобильных шин по асфальту, балует тёплым ветром. Мы расстаёмся с Рос на перекрёстке - она желает мне хорошей дороги и отправляется в своё собственное маленькое путешествие. Это настолько тепло и искренне, что я не могу не улыбаться.
Когда я сажусь в автобус, Петербург обнимает меня сквозь окна рыжим сиянием фонарей. Город вечером невероятно красив - он тёплый, бежево-тёмный и очень спокойный. Я улыбаюсь знакомым домам, рекам и памятникам, проезжая мимо.
На вокзале я неожиданно сталкиваюсь с Птицей - она спешит на платформу, очень красивая в красно-чёрном клетчатом пальто, и в первые секунды даже обознаётся. "Ты очень похожа на Ри, которую мне нужно встретить", объясняет она. Я понимающе улыбаюсь в ответ - достаточно часто я слышу, что похожа на кого-то. Или, быть может, это многие похожи на меня?
Вокзал даже после полуночи не спит - более того, на нём не протолкнуться. Люди сидят всюду: на стульях, на лестнице, на полу вокруг бюста Петра и у витрин магазинов. Не найдя свободного места, я устраиваюсь около одной из витрин и жду прибытия своего поезда. Некоторые из проходящих мимо с удивлением косятся на меня, грызущую шоколадку под чтение книги - хотя, казалось бы, что тут удивительного?
Света в сидячем вагоне идущего в ночь поезда слишком мало для того, чтобы читать, и слишком много для того, чтобы спать, поэтому я вкладываю наушники в уши и бросаю взгляд в окно - моё путешествие начинается. Гладкое стекло почти что кажется зеркалом - и потому время от времени я перевожу взгляд с силуэта деревьев на отражение собственного лица. Отражение при этом не изменяется - даже движения зрачков не увидеть.
Москва встречает меня приятной после духоты поезда прохладой, горьким запахом вокзала и ясным небом. А ещё - Джай. Она изменились за те десять месяцев, что мы не виделись - стала более взрослой и женственной, настолько, что я даже удивилась и не признала её поначалу.
- Знаете, Леди, я же безумно полюбила Москву, - почти со страстью произносит Джай, когда мы в очередной раз во время нашей прогулки сворачиваем. - Как раз за то, что она такая грязная, разбитая, за эти её улочки и подворотни - ну точно испорченная женщина.
- Это вы в центре Питера мало бывали, Леди, - усмехаюсь я, - и не видели потолок кухни в моей коммуналке.
Джай провожает меня на следующий поезд. Дабы не замёрзнуть, мы заходим с ней в тамбур - как когда-то давно с другим человеком - и обсуждаем, когда она сможет ко мне приехать. Джай радуется тому факту, что я первый человек, что заметил её новый цвет волос. Теперь он у нас идентичен - настолько, что пряди сливаются в одну. Я ловлю себя на мысли, что впервые вижу человека, шевелюра которого так бы совпадала по оттенку с моей.
Уже из вагона я смотрю на Джай, стоящую на перроне - она курит, дожидаясь отправления. В ней, этой шестнадцатилетней женщине в красном пальто и с сигаретой в губах, есть что-то падшее, но при этом чертовски эстетичное.
В три часа ночи, отоспавшись после сидячего поезда, я наконец-то открываю глаза. В вагоне невыносимо душно - форточки отсутствуют как класс, кондиционер - как явление. Повалявшись ещё некоторое время, я вспоминаю о полностью заряженной батарее ноутбука и решаю спуститься.
Настроение у меня слишком лирическое, и потому из всей папки с фильмами взгляд мой падает на "Список Шиндлера". Чёрно-белый фильм, тёмный вагон, ночь за окном - красота, казалось бы.
Никогда не вздумайте следовать моему примеру в данном случае.
Чёрно-белый состав, набитый евреями, на экране. Чёрно-белый плацкартный вагон, душный, точно газенваген, полный людей. Когда из темноты раздаётся голос соседки, которая просит помочь ей достать чемодан, я ещё не чую подвоха. Когда же я вижу лицо её, лицо старой еврейки, в голове что-то хрустально бьётся и начинает вопить вопить, вопить. Мои руки дрожат, когда я снимаю чемодан с верхней полки, дрожат так, что этим самым чемоданом я до крови обдираю себе ногу. Мне приходиться моргнуть несколько раз, чтобы видение полосатых рукавов на моих руках исчезло. Стараясь не трястись, я возвращаюсь к ноутбуку, пытаясь не заглядывать в соседнее купе - я помню, что там с родителями ехали несколько одиннадцатилетних детей, и очень боюсь, что на ком-нибудь из них окажется красное пальто. Девочка в красном пальто, Господи.
Так что на полном серьёзе говорю вам, господа и дамы - не вздумайте смотреть "Список Шиндлера" в поезде.
Где-то за час до прибытия поля за окном заволакивает туман - густой-густой, точно такой же, какой я видела однажды в сентябре, проезжая по дамбе через Финский залив. Это настолько нетипично для наших мест, что я шучу про себя - Петербург следует за мной.
Холодов, которыми меня так стращали, я не застаю - серый город мирно спит, не реагируя на меня. Я не торопясь дохожу до остановки и жду транспорт.
В маршрутке напротив меня сидит молодой, на несколько лет старше меня, парень, и вот наглядно иллюстрирует одну из причин, почему я переехала через полторы недели после получения диплома. В глазах у него апатия и такая безысходность, что вот сразу становится понятно, что и день послепраздничный ужасен, и погода отвратительна, и вообще, остановите-ка Землю и отдайте его вещи. А ведь жаль - красивый же парень, на Одиннадцатого Доктора похож. Мне на это сугубо фиолетово, правда, и я сияю улыбкой на всю маршрутку в этот прекрасно жемчужно-серый день. Ведь он же правда прекрасен, ну серьёзно.
Когда я захожу в квартиру, первое, что приходит мне в голову - "ах чёрт, какие низкие потолки". Это не огорчение даже, а вот именно удивление. Вторая же мысль куда лучше: из дома я вернулась домой. И это безмерно, до слёз счастья, прекрасно, я вам скажу - возвращаться из дома домой.