О прошедшем и настоящем бессмысленно, несвязно и в целом странно. Оно вот так, осколками.
Рефлексия и бред.В очередном раунде внутренней борьбы победил интроверт, явно обиженный и очень озлобленный.
как давно это было
полторы женщины тому назад
двадцать четыре билета на поезд
и несколько метров нервов
как у Воннегута
помнишь?
Странные недружелюбные люди разговаривают со мною на улицах. "Стой", "юбку бы надела", липкие взгляды в глаза. Либо городу, либо мне - кому-то из нас двоих становится хуже.
Не люблю февраль - в этом месяце я слишком часто бываю на кладбищах.
В первый день она засыпала. Непроизвольно закрывая глаза, она дремала, сгорбившись, и глубоко вдыхала полный сигаретного дыма воздух, а точки сажи оседали на её лице.
Но второй день она веселилась; её громкий смех отражался от стен комнаты, и собачий хохот вторил ему.
На третий день она заблудилась; оглядываясь по сторонам, она пробовала на вкус зелёно-морской воздух, и улыбка красиво изгибала линию её губ.
На четвёртый день она упала; бледные руки касались её, и двое начитывали шёпотом несуществующую книгу.
На пятый день она плакала, выбившаяся из сил; она страдала от того, что её лишили объятий.
На шестой день она обрезала себе волосы старыми ножницами и раскидала по полу мягкие пряди.
На седьмой день она пряталась от чужих записей, смотревших на неё с книжных полок.
На восьмой день она тосковала и куталась в чужую одежду.
На десятый день её грудь треснула напополам, и из неё потянулось ввысь дерево.
На четвёртый месяц на дереве созрели яблоки, и некоторые из них были пшеничного цвета, точно её волосы.
Но, тем не менее, история закончилось хорошо - выяснилось, что она никогда не существовала.
А я смотрю в белую стену, и свет забирается мне в глаза, в самые их краешки: ночник - в левый, а Василий - в правый.
Соседи взяли привычку затаиваться в тёмном коридоре - так и седину заработать можно.
А косы-нитки завязываются в узел у основания черепа.
И смотреть, смотреть голодными глазами на ускользающий солнечный свет.
На подоконнике сидит женщина. Дышит с трудом, длинные седые волосы всклокочены, узловатые пальцы мелко подрагивают. Кутаясь в фланелевую рубашку, едва прикрывающую нагое тело, женщина обнимает себя руками. И улыбается, когда взгляд её падает на клетчатую ткань.
Обтрепавшиеся манжеты.
– Я никогда не встречала таких людей, как ты. Настолько… нематериальных.
– В каком смысле?
– Тебя не волнуют все эти постоянные расчёты – доходы, расходы… Тебе не нужны машины, квартиры, не нужны дорогие тряпки. Сейчас практически нет таких людей.
Прореха на локте.
– Пожалуйста, стань вновь той мудрой и спокойной, которую я так хорошо знаю.
Недостающая пуговица.
– Мне иногда кажется, что я общаюсь с тобой по привычке. Старой, вредной, от которой давно пора бы избавиться.
– Так избавься же, почему нет.
– Тогда прощай.
Протёршийся воротник с выцветшим ярлыком.
– Они всё узнают! Тебя посадят!
– Ты к тому времени уже давно задохнёшься. Спасибо, кстати, что научил вязать этот висельный узел.
– Сумасшедшая ты су…
Красная клетка узора.
– Какая вы светлая, девушка.
– Сожалеем, но мы ничего не можем сделать. Видите? Он сам подписал отказ о госпитализации.
– Думаю, это были два изголодавшихся человека.
– А ты похорошела, мать. Выглядишь довольной.
Женщина усмехается и поднимается на ноги, одёргивает рубашку. Старая ткань скрипит, грозясь разорваться. Крепко упёршись ладонями в окно, женщина выглядывает на улицу, прищуривая глаза. Под самым окном лежит тело, изуродованное настолько, что не понять, какого же пола был несчастный при жизни. Женщина ощеривается, и вскидывает голову, и устремляет взгляд на затянутое тучами солнце.
Зацепившаяся за оконную раму рубашка на несколько сантиметров расходится по боковому шву.
Когда я слышу от иностранцев, что у меня хороший английский, мне хочется прямо на месте разрыдаться от счастья.
полная чувственности
с вечно заплаканными
глазами
лучезарная тварь
просто вчера мне показалось
что что-то не так с тобой
В очередной раз берусь за иглу, и тяну нить сквозь канву - раз за разом. Рисунок цветной паутиной прорастает сквозь ткань, и вот на меня уже смотрят её глаза - именно такие, какие я и хотела видеть.
А ведь митенка-убийца висит совсем рядом.
И нельзя терпеть, когда внутри всё так плохо - ведь мне с собой ещё жить. И наконец-то нужно научиться любить себя, именно любить, а не хвалить за успехи и смеяться до унижения всё прочее время.
А ведь через три недели уже календарная весна.
О прошедшем и настоящем бессмысленно, несвязно и в целом странно. Оно вот так, осколками.
Рефлексия и бред.
Рефлексия и бред.